|
Пока не понимаю, что такое 60
Редкого артиста делает известным его первая роль. С Евгением Стебловым случилось именно так – после роли Саши Шаталова в фильме «Я шагаю по Москве» он проснулся знаменитым. Накануне своего 60-летия, которое Стеблов отмечает сегодня, актер рассказал корреспонденту «Новых Известий» о своих впечатлениях от молодых коллег, о славе и невежестве.
– Вам повезло – вы общались с такими мастерами, как Любовь Орлова, Фаина Раневская, Ростислав Плятт. Вам есть, с чем сравнивать. Скажите, чего не хватает нынешнему поколению актеров?
– Я понимаю, что они живут в другом времени, но вообще-то мне больно смотреть. Вот недавно показывали фильм-сериал о Валентине Серовой, где артист нашего театра Домогаров играет Симонова, Татьяна Васильева – Раневскую, кто-то играет Серафиму Бирман. Для меня как для человека, работавшего с этими актрисами, знавшего их лично, вообще дико было смотреть этот сериал.
– А «Есенина» не дико?
– Это вообще опасное мероприятие – снимать такие фильмы, хотя бы потому, что у каждого свой Есенин. Взять на себя ответственность и сказать, что Есенин был вот таким, очень сложно. Дело даже не в самом Есенине, в фильме упоминается и его друг Мариенгоф. Я его видел, он приходил к нам в училище. Могу вам сказать, что ничего общего – ни внешне, ни внутренне – он не имел с тем, что играет Дима Щербина. Тогда люди были другие и так, как в фильме, не дрались. Там есть сцена, где упавшего на землю продолжают бить, но лежачего не бьют! Я был пацаном после войны и хорошо знаю, что это было законом даже для урок, не говоря о литераторах. К тому же один человек, чей отец был свидетелем драки Есенина и Пастернака, рассказывал мне, что это было интеллигентское таскание друг друга за пиджаки. Вот вы спросили, чего не хватает нынешним актерам. Культуры не хватает. Внутренней культуры. Те, кого вы назвали, Орлова, Плятт, Раневская – знали, что занимались святым делом. Они могли кого-то не любить, но они отделяли дарование человека, его художественные качества от него самого. И талант человека они ставили выше человеческих качеств.
– Не ошибусь, если скажу, что артистам того времени была присуща еще и скромность.
– Когда мы с Никитой снялись в фильме «Я шагаю по Москве», то, выражаясь современным языком, мы стали суперзвездами. Но слово «звезда» для нас тогда казалось неприличным. Мы хотели быть мастерами, актерами с большой буквы. Звезда – это констатация славы. Но звездность ничего не говорит о качестве дарования. Талант – это дар Божий, а звездность – немного другое. Прославленным может быть и совершенно бездарный человек, а талантливый никому не известен.
– Но вы хотя бы упивались свалившейся славой?
– Было какое-то время в самом начале, когда упивался. Не буду ханжой и честно скажу, что славы хотелось. Но потом пришло отрезвление и понимание, что все это – суета сует. Сейчас слава как данность, как крест, который несешь в своей жизни.
– Вас, наверное, замучили вопросами про фильм «Я шагаю по Москве»?
– Еще очень часто задают вопросы про мои отношения с Михалковым, про нашу дружбу. Не скажу, что именно эти вопросы надоели, но вообще, конечно, устал отвечать на одни и те же вопросы. Правда, был случай, который меня очень удивил. В 60-е годы я с Никитой Михалковым снялся в фильме «Перекличка». Картина была военная, и мы играли танковый экипаж, который попал в тыл к немцам, нанес много урона противнику и потом погиб – танк окружили и расстреляли. В 90-е годы я как-то приехал отдыхать в один подмосковный санаторий, где директором оказался мой одноклассник. Он и предложил мне провести вечер-встречу для отдыхающих, среди которых было много пенсионеров и ветеранов. Сын привез мне из Москвы пленки с отрывками из фильмов, где я снимался, в том числе и фрагмент этого фильма. После встречи ко мне подошел ветеран с протезом и говорит: «Хороший фильм «Перекличка» вы сняли про нас». Я что-то стал говорить, мол, да, обобщенно про ваше поколение. А он мне отвечает: «Нет, вы про наш экипаж сняли фильм». Я с каким-то недоверием стал смотреть на этого ветерана. «У вас в фильме есть сцена, где танк заезжает на мост, – говорит он. – Так вот именно там я и спрыгнул, а те ребята поехали дальше, и с ними случилось то, что показано в фильме». И тут я начинаю вспоминать, что сценарист этой картины Даниил Храбровицкий написал сценарий, отталкиваясь от маленькой газетной истории. Тот ветеран оказался именно из того времени.
– Вас трудно не узнать, встретив на улице.
– Подходят, просят автограф, фотографируются. Иногда просто «спасибо» говорят, иногда советуются.
– А насколько вы изменились внутренне за последние годы?
– Сейчас я стал спокойнее, метаний меньше стало, стал гармоничнее, страсти утихают, суетности меньше. Но если честно, то я пока не понимаю что такое 60.
– А снег раньше белее был?
– Нет, вот таких ощущений у меня нет. Понятно, что в моем отношении к молодежи бывает некое брюзжание, это тоже свойственно моему возрасту. Но как человек творческий я хочу попытаться понять и посмотреть на мир их глазами.
– Сейчас есть такое понятие – модный режиссер, модный спектакль. Вы ходите на такие?
– Есть такой модный режиссер Нина Чусова. Как секретарь Союза театральных деятелей я смотрел ее спектакль «Мамапапасынсобака» в «Современнике». Я был в восторге от него. Потом она поставила «Ревизора» в Театре имени Моссовета. Я был в шоке. То, что она сделала, не имеет никакого отношения к искусству. Это просто невежество какое-то! Понятно, что на яблоне могут быть разные яблоки, но яблоки, а не груши! Я вообще не понимаю людей, которые курочат классику. Во-первых, они проявляют дикое невежество. Во-вторых, они почему-то хотят сказать о сегодняшнем времени ассоциациями через классику. Но почему именно через классику это надо делать? Если тебе так хочется этого, то возьми современного автора или сам напиши. Нет же, все хотят испохабить Гоголя и Чехова!
– Вы преподаете?
– Да. Вот только недавно курс набрал. Очень много девочек, мало мальчиков. Какие-то прогнозы делать рано, но видно, что способных очень много. Очень обидно и заметно, что «распалась связь времен» и культура в упадке, а процветает масскультура. Поступал один мальчик из Казахстана, приходит и говорит: «Вот мое портфолио». Он даже не понимает, что это театральное училище, а не модельное агентство. Его спрашивают: «Какие книги читаете?» Он совершенно на голубом глазу говорит: «Я очень люблю русскую культуру. Но я ничего не читаю. Зато я телевидение смотрю, почти все программы!». О чем тут говорить?
– Почти о каждом уходящем сегодня актере говорят: «Это был штучный актер». Как вы считаете, насколько это бывает справедливо?
– Каждый человек, не только актер, в каком-то смысле штучное создание. Мне очень нравится одна фраза из буддизма: «Только тогда, когда ты понимаешь, что ты никто, ты начинаешь становиться личностью». Сейчас в шоу-бизнесе все вдруг стали личностями, все называют друг друга «звездами», «супергениальными». Это унизительно в первую очередь для тех, кого так называют. Как-то в начале 90-х, когда все вдруг обнищали, я согласился ради денег – каюсь, но это так! – провести какой-то концерт. Поскольку я знал почти всех, кто работал в нем, то старался теплее сказать о каждом. Ко мне подошел директор одного рок-певца и спросил, как я представлю его. Я спросил: «Как вы сами хотели бы?» Он говорит: «Скажите так: «Сейчас перед вами выступит легенда русского рока такой-то». В итоге у меня язык не повернулся так сказать, и я сказал что-то уважительное, но не так, как мне предлагал директор.
– Вы более тридцати лет служите в одном театре. Неужели ничто не надоело?
– А я уходил и вновь возвращался. Уходил на почве производственного конфликта. Вернулся, потому что Павел Осипович Хомский предложил мне сыграть в «Братьях Карамазовых», и у меня был выбор – или Алеша, или Смердяков. Я выбрал Алешу. Кстати, еще Завадский писал в одном из пунктов своего завещания, что меня надо вернуть в театр.
Источник: Андрей Морозов, Новые известия
|