Евгений Миронов – один из самых, наверное, титулованных представителей артистического мира. Народный артист России. Премии – от Государственной до "Триумфа" и "Кумира", груда "Золотых масок". В последнее время стал расти по общественной и административной линии – член президентского совета по культуре, художественный руководитель Театра наций. Но самое главное – это любимый и востребованный публикой артист.
Сейчас снимается в телевизионной картине "Апостол", где играет двух братьев, Петра и Павла, – там он тоже вроде художественного руководителя, потому что режиссеры меняются. Приглашен Михалковым в продолжение "Утомленных солнцем". И вообще, фонтанирует кино- и театральными идеями. При этом находит время увидеть то, что делают коллеги в смежных областях. Нашел время приехать в Казань на Фестиваль мусульманского кино.
- Евгений, приехав в Казань, вы косвенно подтверждаете слухи о том, что у вас есть мусульманские, а конкретно татарские корни - в тусовке давно уже ходит слух, что ваша мама наполовину татарка...
- Все гораздо проще и прозаичнее. Меня пригласили на фестиваль как человека, сыгравшего в фильме "Мусульманин". Я ехал с радостью: давно не был в Казани, хотелось погулять по этому городу, пообщаться с коллегами. И договориться о будущих гастролях. Меня позвали приехать сюда еще раз, со спектаклями моей антрепризы. Что касается национальности мамы... Она по духу и психологии русская женщина, но если любого русского хорошенько поскрести, как говорил один большой мудрец, то можно увидеть и татарина. Если вспомнить нашу историю, то это так и есть. К тому же после главной роли в фильме "Мусульманин" я лет десять назад серьезно увлекся изучением мусульманской культуры. Так что мое участие в фестивале нельзя назвать случайным.
- Несколько неожиданной для ваших поклонников оказалась роль в картине "Охота на пиранью" - вы там настоящий злодей. Да еще и блондин с желтым оттенком. Изменения внешние заметны, а внутренние?
- Я сам придумал этот эксперимент с желтым цветом, сам на него пошел и за это долго расплачивался - после этого буквально пучками падали у меня волосы. Тем не менее, говорят, эффект был. И вообще мне было интересно помахать саблей, поэтому я с удовольствием принял предложение моего друга продюсера и режиссера Валеры Тодоровского. И вошел в раж. Во время съемок я саблей срезал микрофон, и в глазах помощника режиссера, который держал его, отразился ужас, мне казалось, что он даже поседел, потому что, махни я саблей на несколько сантиметров ниже, не микрофон срезал бы, а его голову, так вошел в роль. Но, слава Богу, несчастья не случилось...
- В своей жизни вы часто сталкивались с тем, что вас использовали ваши друзья - ваше имя, связи, искренность, поддержку? Конкретно речь идет об Алене Бабенко и Сергее Астахове, которые благодаря вам стали гораздо популярнее, чем до встречи с вами. Не разуверились в друзьях?
- Издалека вы начали, но пришли все-таки к этому сложному для меня вопросу. Отвечу так: у каждого в жизни происходят и разочарования, и очарования. Не обошли они и меня. Кто-то остается со мной и идет по жизни, а кто-то уходит. Но я все равно благодарен судьбе - это опыт, моя жизнь, я это не отдам никому. Но у меня нет каких-то ужасных разочарований или обид - что меня предали. Такого не было. Просто развела судьба с людьми, и все. Но и с Аленой, и с Сергеем мы продолжаем общаться. У меня сейчас проблемы другого свойства. Начался новый этап в жизни - стал ходить по кабинетам, выбивать деньги на Театр наций, в том числе обращался к богатым людям, чтобы найти средства на кресла в театре, на зарплаты. Один замечательный человек помог многое сделать, но в целом я разочаровался. В этом кругу не держат слово. И я понял, что наша актерская каста устроена по-другому: в нашем кругу, или, скажем, в моем кругу, люди, грубо говоря, за базар отвечают. А от людей бизнеса часто приходится ждать подвоха. Вот к этому я не привык.
- Вы стали культовым актером российского кино, кумиром миллионов на всем постсоветском пространстве. Но в мире вас не знают, в Голливуде вы не снимались. Чем это можно объяснить - вашим принципиальным нежеланием ехать туда и сниматься или тем, что вас просто не зовут? Хотелось бы услышать честный ответ.
- Во-первых, спасибо за комплименты, а во-вторых, на мне еще рано ставить крест. Я только что вернулся из Лондона, где одновременно вел переговоры по поводу съемок и учил язык. Год назад я снялся в фильме "Интранзит" - это практически английская картина, в которой главные роли играли Джон Малкович и Вера Фармига и мы с Ингеборгой Дапкунайте. Лет пятнадцать назад Андрей Кончаловский сказал мне: "Дурак, срочно езжай в Америку или в Англию, учи язык и снимайся там". Но я ослушался тогда этого совета, Бог меня миловал. Уехать туда пятнадцать лет назад означало стать таким же, как они. Мое лицо природой создано для другого кино. Хотя шансы были. Один раз я приехал в Париж, чтобы сыграть в одном фильме русского мальчика-боксера. Я два месяца учил английский язык и две недели занимался боксом. И вдруг мне позвонил режиссер Валерий Фокин и сказал, что ставит на сцене театра "Современник" спектакль "Братья Карамазовы". Я долго раздумывал, взвешивал все "за" и "против". Понимал, что картина, в которой я должен играть, будет в лучшем случае проходной, а то и вообще плохой, а спектакль заметят, и у меня будет шанс. В общем, я сделал свой выбор и сыграл Ивана Карамазова. После этой роли у меня начались другие роли в театре и кино - "Гамлет", "Орестея"... На Западе прорвется тот, кто там родился. Или приехал в юном возрасте. А играть русских бандитов или даунов, позорить нацию - не могу. Когда-то мне предложили сыграть эпизод в картине "Миссия невыполнима", где персонаж заходит в кабинет и произносит одно слово "ноу".
- Ваш друг и коллега Машков успешно снимается на Западе.
- И я очень рад, что у него получается. Но согласитесь, это совершенно другой типаж.
- Вы сейчас стали мало сниматься и в отечественном в кино. В чем причина?
- Появилась возможность выбирать, и я часто отказываюсь. Мне предлагали сняться в картине "Груз 200" Леши Балабанова, причем в одной из главных ролей, но я отказался и не понимаю такого восторга критиков и зрителей по поводу столь тяжелой фантазии. Восторгаться по поводу этой его работы считаю преступлением. Надо талант этого прекрасного режиссера направить в другое русло.
- Не страшно вам, что роли хорошие сыграете, а жизнь пройдет мимо?
- Да, иногда становится страшно. Актерская профессия очень жестокая: требует или всего, или ничего. Но с другой стороны… Ну я же счастлив! Я счастлив в том, что делаю! Когда я на сцене, то счастлив безумно, безусловно!
Хотя это, наверное, не совсем правда. Потому что такое счастье никоим образом не может сравниться с жизнью. Разве можно рождение спектакля сравнить с рождением ребенка? Никак!
- Вот вы недавно в одном интервью так и признались: "Раньше я все время был в колее, в работе. А сейчас мне очень хочется сына." Это связано с вашими сегодняшними размышлениями о смысле жизни?
- С нормальной природой это связано. С тем, что мне хочется иметь детей. Как и когда это случится, это уж как Господь распорядится. Я не просыпаюсь утром с мыслью, что мне сегодня важно сделать? Сыграть спектакль или родить сына? Это же вещь от меня не зависящая.
- Признайтесь, театр больше нужен Миронову-артисту или Миронову-человеку?
- Спектакль для меня - как выход на эшафот. Но знаете, в чем высшая ценность актерской профессии? В том, что это - исповедническая вещь. По-другому я не понимаю ее смысла. Деньги зарабатывать? Скучно становится. Лучше тогда выбрать себе другую работу, нормальную, которая с девяти до шести. А актерство - это бесконечность. Когда ты работаешь, то уже не можешь спать. Потому что… Ну скажите, какому токарю приходят во сне детали, которые он делает? А когда мы "Гамлета" репетировали, мне целые сцены снились ночами. Это было как наваждение. Потом я утром приходил на репетицию, и играл как снилось… Нет, это профессия - нон-стоп, нон-стоп, нон-стоп.
- И вам никогда не хотелось на время сделать в ней остановку? Чтобы просто чуть-чуть пожить?
- Чем дальше, тем сложнее это удается - "просто жить". Хочется все успеть, и остановиться боишься, и очень интересные предложения идут, дух захватывающие. Причем, теперь уже - и от американцев. Соблазн велик… Я ведь до сих пор не смотрел своего "Идиота". Некогда! В театры еще иногда хожу, но это все как бы касается дела. А вот книги - тут я грешен. Читаю всякую дребедень! Вот сейчас - детектив, но, правда, потому, что мне предложили роль в его экранизации. А так, чтобы почитать для души что-то - на это времени катастрофически не хватает. К тому же, я ведь на самом деле очень ленивый человек, очень.
- Вы член совета по культуре и искусству при президенте России, чем вы занимаетесь конкретно и не мешает ли это вашему творчеству?
- Честно говоря, я никогда не любил заниматься общественной деятельностью, протирать штаны. И когда видел по телевизору, как некоторые сидят, что-то записывают, когда президент выступает - наверное, для того, чтобы потом дома переписать, а через много лет детям и внукам зачитывать, - мне это неинтересно. А когда пригласили в совет, вошел по одной простой причине: хотелось быть полезным своим коллегам. Но вскоре понял, что от меня и других "советчиков" так мало зависит! Но все же, когда речь шла о финансировании культуры, я нажал кнопочку и попросил у президента России слово для выступления, рассказал, как ко мне приходят молодые люди, просят: Евгений Витальевич, дайте денег, думая, что у меня их очень много. Но таким молодым и талантливым должно давать деньги государство - на постановку пьес. Когда мы с Володей Машковым вместе играли в спектакле, то у швейцарского посольства украли... часть ограды, которая стала деталью реквизита, и вместе с этой оградой много лет играли "Звездный час по местному времени". Но денег нам не платили, а надо было доказать что-то. Я рассказал об этом случае на совете по культуре, повинился, заметив, что меня за эту кражу могли бы посадить, но срок давности прошел - это был конец восьмидесятых годов. Члены совета долго смеялись, но этот рассказ помог решить проблему. Один из руководителей администрации президента предложил создать Фонд помощи молодым талантам. Когда его создали, мы вместе с моими коллегами - Чулпан Хаматовой, Кириллом Серебренниковым и другими энтузиастами - стали искать тех талантливых режиссеров, актеров, кому надо было помочь сделать реальные проекты. Найти тоже оказалось делом непростым. В результате этого и родился фестиваль, который теперь проводится каждую весну: он называется "Территория".
- Скоро выборы в Государственную думу, вас не звали в какую-нибудь партию, не обещали дивиденды, золотые горы?
- Звали и обещали, но я всегда задавал себе вопрос: а зачем? Ради денег идти на компромисс с убеждениями, принципами? Я себе никогда в жизни этого не прощу!
- Не страшно вам, что роли хорошие сыграете, а жизнь пройдет мимо?
- Да, иногда становится страшно. Актерская профессия очень жестокая: требует или всего, или ничего. Но с другой стороны… Ну я же счастлив! Я счастлив в том, что делаю! Когда я на сцене, то счастлив безумно, безусловно!
Хотя это, наверное, не совсем правда. Потому что такое счастье никоим образом не может сравниться с жизнью. Разве можно рождение спектакля сравнить с рождением ребенка? Никак!
- Вот вы недавно в одном интервью так и признались: "Раньше я все время был в колее, в работе. А сейчас мне очень хочется сына." Это связано с вашими сегодняшними размышлениями о смысле жизни?
- С нормальной природой это связано. С тем, что мне хочется иметь детей. Как и когда это случится, это уж как Господь распорядится. Я не просыпаюсь утром с мыслью, что мне сегодня важно сделать? Сыграть спектакль или родить сына? Это же вещь от меня не зависящая.
- Признайтесь, театр больше нужен Миронову-артисту или Миронову-человеку?
- Спектакль для меня - как выход на эшафот. Но знаете, в чем высшая ценность актерской профессии? В том, что это - исповедническая вещь. По-другому я не понимаю ее смысла. Деньги зарабатывать? Скучно становится. Лучше тогда выбрать себе другую работу, нормальную, которая с девяти до шести. А актерство - это бесконечность. Когда ты работаешь, то уже не можешь спать. Потому что… Ну скажите, какому токарю приходят во сне детали, которые он делает? А когда мы "Гамлета" репетировали, мне целые сцены снились ночами. Это было как наваждение. Потом я утром приходил на репетицию, и играл как снилось… Нет, это профессия - нон-стоп, нон-стоп, нон-стоп.
- И вам никогда не хотелось на время сделать в ней остановку? Чтобы просто чуть-чуть пожить?
- Чем дальше, тем сложнее это удается - "просто жить". Хочется все успеть, и остановиться боишься, и очень интересные предложения идут, дух захватывающие. Причем, теперь уже - и от американцев. Соблазн велик… Я ведь до сих пор не смотрел своего "Идиота". Некогда! В театры еще иногда хожу, но это все как бы касается дела. А вот книги - тут я грешен. Читаю всякую дребедень! Вот сейчас - детектив, но, правда, потому, что мне предложили роль в его экранизации. А так, чтобы почитать для души что-то - на это времени катастрофически не хватает. К тому же, я ведь на самом деле очень ленивый человек, очень.
- Для вас существуют авторитеты? Люди, к чьему мнению вы обязательно прислушаетесь?
-Такие люди есть. Они не публичные, не медийные. В самый пик успеха, когда чуть-чуть кружится голова,и я не чую земли под ногами, они мне об этом скажут. Безусловный авторитет для меня - Олег Павлович Табаков. Потрясающе, что он при такой нагрузке успевает думать о будущем. Строит школу для одаренных детей, которые приедут в Москву и будут иметь возможность не за евро, а за талант здесь учиться. Я смотрю на него и думаю: неужели не хочется залечь на дачу? А у него никогда и дачи-то толком не было, он несколько раз начинал строиться и так недостроенное продавал. Он не человек огорода, не человек шезлонга и с годами не меняется.
- Завидуете в жизни кому-то и часто ли страдали от зависти других?
- Не могу вспомнить, кому я завидовал. Когда смотрел спектакль "Калигула", в котором играл Олег Меньшиков, я, наверное, завидовал. А в целом мне это чувство незнакомо. Может быть, нечему было завидовать. Я занимаюсь любимым делом, преуспел в этом. А то, что нет мировой славы, так это, может быть, даже и хорошо. Была бы она - может, и зависти было бы больше.
