|
Даже король Марокко завидовал товарищу Сухову
В канун своего 80-летия актер рассказал, зачем четыре раза отказывал Эльдару Рязанову, что ему помогло получить роль в фильме «Белое солнце пустыни» и как живет в глуши.
— Анатолий Борисович, в СМИ утверждают, что вы закрылись от мира и живете затворником, правда?
— Нет, ну глупости пишут откровенные. Я иногда открываю интернет и такое о себе и коллегах вычитываю, что прям волосы дыбом. Вот кто написал, что у меня 90 фильмов? Чушь. У меня их 150. А еще там в «Википедии» написано, что я — зять Рокоссовского. Это бред полный. И какой я затворник? Я недавно вернулся с огромного концерта, ездил выступать аж в Норильск: несколько лет назад я освоил новый для себя вид деятельности — концерты. Кино теперь в прошлом, главное для меня — мой коллектив и наша музыка. Мы называемся «Серебряные струны и Кузнецов», простое название. Я пою лиричные песни, романсы. Так приятно, что людям это нужно, что нас знают, хотят слышать. Вот видите, даже в Норильск, на край света пригласили. Очень хотели бы и в Киеве выступить. Но мне так и ответили: «Вас здесь мало кто знает, на концерт не пойдут».
— Скажите, а почему тогда возникли слухи, что вы живете где-то в глуши?
— Все просто. Я 20 лет живу за городом. У нас с женой здесь дача, которая стала домом. Здесь очень уютно, мы постоянно рядом с землей. Хотя скажу вам откровенно — я очень редко в земле ковыряюсь. Огорода у нас нет, сада тоже. Когда-то была клубника — пропала, смородина была — перестала плодоносить. Ну не идет нам с супругой эта вся работа. А так я все по дому делаю. Он же у нас, как старичок, — сегодня дверь заскрипела, завтра крыша подсела, потом ручка на окне отвалилась. А я каждый день хожу и чиню. Да, гости в этом доме бывают нечасто. Это раньше в нашей московской квартире собирались толпы народа, на крохотной кухне толпилось двадцать человек — актеры, режиссеры, врачи. И всех мы с женой принимали, со всеми гуляли. Сейчас нам уже такое тяжело, хочется тихо, спокойно посидеть на крыльце, погреться на солнышке, помолчать. Так что день рождения, плавно переходящий в Новый год (актер родился 31 декабря. — Авт.), буду отмечать лишь с семьей — боюсь, что, если я, как в молодости, погуляю с друзьями, то утром меня в больницу отвезут.
— Наверное, так или иначе журналисты задают вопрос о фильме, который стал визитной карточкой в вашей актерской биографии…
— Да, да, да (перебивает. — Авт.). Все, всегда и не только журналисты спрашивают, как снимали «Белое солнце пустыни» и как я к этому отношусь. Я уже научился реагировать на это спокойно. Правда, вот буквально перед вами журналистка одна прислала мне вопросы для интервью. Из ста — 75 были про «Белое солнце пустыни». Я почитал, очень расстроился и сказал, что не буду с ней разговаривать, просто не хочу. Ведь я кого только ни играл: военного оператора, инженеров, белого офицера, гоголевского судью Ляпкина-Тяпкина. Был на экране и шахтером, и следователем угрозыска, и металлургом. После съемок у Сергея Колосова в фильме «Радости земные» мог бы читать лекции о непрерывном розливе стали. А о товарище Сухове, когда меня спрашивают, отвечаю так: «А кто такой артист Бабочкин?», говорят: «Чапаев», «А кто такой Тихонов?» — «Штирлиц!». И потом я начинаю объяснять людям или целому залу, если это на концерте, что это были уникальные, великие, актеры, которые создали в советском кинематографе потрясающие образы, но миллионы людей помнят всего одну роль. Это какой-то феномен в искусстве. Ведь у Леонардо сотни картин, а каждый человек в мире знает лишь «Мону Лизу». Знаете, что сейчас произошло? Ко мне приезжали телевизионщики, и жена на камеру призналась, что все эти годы хранила письма от женщин, которые после выхода на экраны «Солнца» стали мне писать. Я никогда к письмам не прикасался, даже не знал об их существовании, а, оказывается, у нас на чердаке хранится несколько мешков. Я вот перечитываю на старости признания в любви. По этим письмам можно вообще фильм снять.
— Режиссер картины Владимир Мотыль говорил в интервью, что был вынужден устроить масштабный кастинг на эту роль, хотя изначально видел Суховым только вас.
— Увы, Владимира Мотыля уже нет с нами, и расспросить подробности не получится. Он умер в прошлом году. Что я помню о том кастинге? На съемочную площадку пришел хромая, с палочкой в руке — за месяц до этого по глупости сломал ногу, кстати, после того, как побывал в гостях у Мотыля. В итоге не мог сделать на пробах все, что просили, например, нормально присесть. И тогда на роль утвердили Георгия Юматова. Да, я расстроился — мы ведь уже с Мотылем проговаривали работу, мы знали, каким будет полфильма, и тут такое. Я обиделся, расстроился, самые простые человеческие чувства не давали мне покоя. У меня были другие роли, предложения, а я все не мог отогнать мысль об этом фильме. Как вдруг телеграмма со съемочной площадки от Мотыля: «Толя, приезжай, все расскажу при встрече, прости, забудь обиды, и роль будет твоей». Как потом выяснилось, Юматов с кем-то подрался и ему очень сильно испортили лицо, снимать его уже не было возможности. А остановить съемки побоялись, ведь тогда — убытки.
— В результате вы сыграли в одном из самых культовых советских фильмов. Его даже в космосе смотрят.
— Да, известная традиция, что наши космонавты берут его с собой в космос. При этом они знают его наизусть. Я убедился в этом, когда они предложили мне ответить на вопросы киновикторины по фильму. Например, я смог вспомнить только три имени жен, а они знают все. Вообще, фильм закупили больше ста стран. Знаю точно, что его показывали даже в Марокко. Когда мы приехали с фильмом на Неделю советского кино, там шутили, что король Хасан позавидовал Сухову, у которого в гареме было 9 жен, тогда как у него — только 2.
— А есть роли, которые не сыграли вы, и жалеете?
— Нет, нет. Никогда, ни о чем не жалею. Зачем мне это? Хотя, жалею о картине «Карнавальная ночь». Я был еще никому не известный актер. И вот мне, никому не известному, звонит никому не известный Эльдар Рязанов и предлагает роль в своем первом фильме «Карнавальная ночь». Я почитал сценарий, и меня роль совсем не устроила. Какой-то электрик, совсем простой образ. У Гурченко там хоть песня какая-то. Именно в это время в Киеве мне предложили фильм «Путешествие в молодость»: альпинист, инженер, в общем хорошая роль, и сюжет о группе, которая пошла в горы, там проверяется дружба. Рязанову сказал: «Нет», а потом смотрю фильм, когда он вышел на экраны, и думаю: «Да, замечательную ленту упустил». Вообще Эльдару Александровичу я отказывал четыре раза. Второй раз — «Берегись автомобиля». Уже был утвержден Смоктуновский на роль Деточкина, а мне он позвонил и предложил друга его — милиционера. А мне к тому времени так надоели все эти положительные образы партийных деятелей, милиционеров, хотелось создать отрицательный образ. Сказал об этом Рязанову, он задумался и перестал звонить. И вот пошел я в кинотеатр на этот фильм и чуть не плакал — такая ведь хорошая роль, там можно было развернуться, я мог бы сделать лучше. А еще я мог вместо Гафта сыграть председателя кооператива в «Гараже». Рязанов звонил, уговаривал.
— А почему не сыграли, тоже не понравился образ?
— За несколько дней до его звонка мне позвонили из Чехословакии и пригласили на главную роль чешского крестьянина в экранизации повести Карела Чапека «Гордубал». Я ответил, что подумаю. Прочитал книгу и немедленно дал согласие. А буквально назавтра звонит Эльдар Рязанов, предлагает роль председателя кооператива в «Гараже». Ну что тут делать?! Я рассказал ему все как есть. Оказалось, он знает и ценит эту повесть Чапека. Он меня понял и простил за этот, уже третий, отказ. А последний раз уже я хотел играть в «Стариках-разбойниках», но Рязанов отдал предпочтение Никулину и Евстегнееву, а мне предлагал небольшую роль.
— А было такое, чтобы вы в картине снялись, а ее не показали, на полку отправили?
— Был такой эпизод, когда мой друг, сценарист Юрий Нагибин, написал сценарий к фильму «Председатель». Он очень хотел, чтобы я сыграл центральную роль, но я отказался. И тогда он попросил меня быть талисманом картины и предложил эпизод. Я играл мужика Федю Завязанного, с повязкой на подбитом глазу. Все делал, как хотели режиссер и сценарист, а когда работа была закончена, подошел к ним: «Талисманом побыл, а теперь вырезайте мой эпизод»!
— А как сложилась судьба той чехословацкой картины?
— Десять лет назад был юбилейный вечер в Доме кинематографистов. Я не хотел никаких речей, капустников — просто показал свою работу, «Гордубал». В наш прокат он не попал: его в свое время не купили, так как крупный киночиновник сказал, что нам не нужна еще одна грустная славянская история. Там ее ждал успех, а у нас она оказалась никому не нужна. Я сам переводил, дублировал, потом ее показали по «Культуре». А во многих странах картина была востребована. Например, в Ирландии получила несколько призов на фестивале.
— Вы очень много снимались за рубежом, не обидно, что картины так и не увидели на Родине?
— Это же были замечательные ленты, чего я должен расстраиваться? Каждый раз получал новый опыт. Например, в белорусско-болгарской картине «Братушка» мне довелось петь. Это был уникальный случай в моей карьере — несмотря на то, что я учился вокалу, мне никогда не предлагали песен. Я и не напрашивался, а вот Марк Бернес, например, всегда ставил условие, чтобы в фильме была для него песня. А еще зарубежные картины были полезны тем, что я всегда мог быстро подхватывать языки. Например, в Чехии так хорошо разобрался с чешским, что потом был переводчиком нашим чиновникам, которые приехали на съемки картины. А в Германии подучил немецкий, когда там работал. В школе он мне не очень хорошо давался, а там просто залепетал.
— А в Киеве часто снимались?
— Киев для меня начался с огромного счастья. Пожалуй, моя первая картина и тот 1956 год были самыми счастливыми в жизни. Мы только поженились, приехали с супругой, молодые. Вспоминаю киевскую весну, как лучшую в жизни. Кстати, 3 декабря мы отметили 55 лет семейной жизни с Александрой Анатольевной. Мы познакомились еще в студенчестве в доме у моей сокурсницы Галины Волчек. Аля училась на режиссера. Помню, как она впервые привела меня знакомиться с родителями. Ее отец — известный генерал Ляпидевский. Я боялся, что он будет против, а оказалось, что возражала мать, а он принял меня с распростертыми объятиями. Наверное, что-то во мне увидел, почувствовал. С женой я не ошибся. Мы очень хорошо живем, но только когда нам было за сорок у нас родилась дочь Ирина.
— Как вам удается оставаться интересными друг для друга?
— Хороший вопрос. Мы, наверное, те люди, которые созданы друг для друга. Она точно мой человек, и нам всегда интересно. Я же ей письма писал, как товарищ Сухов. Она ко мне приезжала на съемки, поддерживала, а я поддерживал ее. Вот фильм какой-то посмотрим вместе, потом можем три дня обсуждать.
— Скажите, а не обижает, что фильмы и популярность уже в прошлом?
— Ну как это? Я еще снимаюсь, только очень сильно перебираю. Вот на НТВ — фильм «Аферистка». Я там известный режиссер, у которого в войну был роман, потом родилась дочь. И вот он живет в Москве, уже старый, и оказывается, что у него есть взрослая дочка. А та дочь, которую он воспитал, начинает ревновать. Интересный сюжет, много психологии. А если говорить о популярности, то я вам посоветую со мной по улице пройтись. Если хорошо не замаскировался, шапку на уши не натянул, то все — останавливают, просят автографы. Я никому не отказываю. А потом просят сфотографироваться, ведь сейчас у всех фотоаппараты на мобильных. Моих фото в мире у разных людей — миллиард.
— А что вы умеете делать так же хорошо, как сниматься в кино?
— О концертах договариваться. Я выступал как продюсер фильма «Райское яблочко», где у меня играли Гундарева, Янковский, Моргунов. Скажу, быть продюсером тяжело, но у меня тогда получилось и деньги достать, и все организовать. Сейчас, кстати, тоже о концертах для моей группы договариваюсь.
Источник: Александр Пасюта, Сегодня.ua
|