|
Интервью Ингеборги Дапкунайте сайту "Известия"
Звезда театра и кино приехала в Москву не на съемки фильма и не на репетицию спектакля. Она приехала сюда вообще не в качестве актрисы, а в качестве председателя жюри только что начавшегося в Москве фестиваля \"Новая драма\". О том, как и почему это случилось, Ингеборга ДАПКУНАЙТЕ рассказала Марине ДАВЫДОВОЙ.
- И чего вам сдалась эта "Новая драма"?
- У меня на такие вопросы банальный ответ: любая классическая драма была когда-то новой. И потом, я действительно люблю новые пьесы. Если у меня будет дилемма - пойти на интересную постановку Чехова или на Стоппарда, - я пойду на Стоппарда.
- Я о другом. Само понятие "новая драма" и увлечение ею, во всяком случае в России, появились совсем недавно. В этом смысле мы немножко лукавим, когда Стоппарда или Петрушевскую сюда причисляем. "Новая драма" - это Пресняковы, Курочкин, Сара Кейн, Марк Равенхилл. Это совершенно особая генерация людей, которая вступила в жизнь совсем недавно и довольно кучно. Стоппард и Петрушевская - это не "новая драма", это просто живые классики.
- В Англии, где я теперь живу, новой пьесой считается та, которую впервые ставят на сцене. Вот и все. И новая пьеса крупного современного писателя почти всегда привлекает внимания больше, чем классика. Мне кажется, что безусловное преимущество кино перед театром состоит в том, что в кино ты всегда следишь за сюжетом.
- Именно Англия - та страна, с которой началось повальное увлечение новой драмой во всей Европе. Я помню, что когда к нам приезжали представители английского театра "Роял Корт", специализирующегося на новой драме, они выглядели как миссионеры, обращающие нас в свою веру.
- И замечательно. У нас в советские времена выработалась аллергия на современную драму, потому что она ассоциировалась с соцреализмом. Мы совершенно неоправданно спутали эти понятия.
- А вы сами играли в современных пьесах?
- Да, конечно. Еще в Вильнюсе я играла в пьесе Разумовской "Дорогая Елена Сергеевна".
- А в Англии? Вы же прекрасно владеете английским.
- Да, я там практически только в новых пьесах и играю. Я ни от кого не скрываю, что на мое увлечение новой драмой повлияло отчасти мое замужество. Я сейчас замужем за известным английским режиссером Саймоном Стоуксом. У него свой театр, он ставит современные пьесы. Я, разумеется, играю не только у него. Но увлечение его разделяю. И знаете, что я заметила? В английских пьесах характер персонажа очень четко определяется его социальным положением. А социальное положение определяет язык. Вы же знаете, что в Англии по языку можно сказать, откуда человек, из какого района города.
- Еще бы не знать. Когда я смотрю постановку "Пигмалиона", то всегда ловлю себя на мысли, что по-русски лингвистические чудеса профессора Хиггинса выглядят совершенно неубедительно. И как же вы справляетесь с этой английской языковой спецификой?
- Я вообще какое-то недоразумение. Родилась в Литве, живу в Лондоне, работаю по всему миру. Конечно, я никогда не буду играть типичную англичанку. Зачем, когда есть 50 талантливых актрис, которые могут сделать лучше, чем я. Но мой акцент - кстати, очень легкий и неопределенный, я же из Литвы - часто и используют. Недавно произошел такой случай. Скончалась очень известная молодая актриса Кэтрин Картлидж, и мне дали сценарий, чтобы я ее заменила. Фильм называется Hellen of Peckham. Это район Лондона - вроде нашего Бирюлева. Там живут социальные низы. Я встречаюсь с режиссером и говорю: "Мне очень нравится ваш сценарий, но я не потяну, я не смогу сыграть англичанку". Она говорит: "Ерунда, я перепишу все на вас. Вы вообще будете литовка. Замужем на шотландцем, а дети ваши будут настоящими англичанами".
- А как вы вообще оказались в Лондоне?
- Ой, это очень известная история. Там ставили пьесу Дастина Хьюза Slip of the tounge. По-русски, наверное, лучше всего перевести "Оговорка". Это была копродукция Чикагского театра и Уэст-Энда. Джон Малкович играл главную роль. Пьеса интереснейшая, очень опередившая свое время. В ней ставится такой вопрос: диссидент - это борец с каким-то конкретным строем или же это состояние ума? Где бы такой человек ни жил, он все равно будет бороться. И вот я, девушка из Литвы, получила в этой постановке одну из главных ролей. На самом деле у меня тогда в жизни все было тип-топ. Я "Кармен" репетировала у Някрошюса, только что сыграла в "Интердевочке". И вот в перерыве между репетициями мне позвонили в театр и говорят: мы вас утвердили на главную роль. Если бы Някрошюс тогда сказал мне: "Я тебе этого не прощу", я бы, наверное, осталась. Но он сказал: "Что ж, поезжай, начинай новую жизнь". Благословил. Так что в моем раю для него место уже есть.
- Вы много работали с Някрошюсом?
- Не так чтобы очень. Но я два года репетировала с ним Корделию в "Короле Лире". И то, что спектакль в результате не вышел, для меня ничего не значит. Опыт общения с этим человеком ничем не заменим. Он ведь национальное достояние Литвы, как у вас МХАТ, Большой или Мариинка. Есть такие глыбы в европейском театре - Брук, Стрелер. Он сам пишет спектакли в своей голове. Для него классическая пьеса - только трамплин. Оттолкнулся - и полетел. Мне иногда говорят про его спектакли: но это же не Чехов. Я отвечаю: какая разница, это - Някрошюс. Мне кажется, если бы он взял какого-то молодого драматурга, тот бы не имел права голоса.
- А с другими имеет?
- Понимаете, в Англии традиция: там пьесу ставят так, как она написана. То есть если драматург в ремарке написал "На сцене висит синяя занавеска, актер входит, отдергивает ее, кашляет", значит, артист подойдет к синей занавеске, отдернет и кашлянет. Но если артисту или режиссеру это почему-то не понравилось, он садится с драматургом и говорит: мне кажется, не нужно тут кашлять. И они начинают спорить. И каждый доказывает свою истину. Когда я играла с Малковичем...
- Он, кстати, хороший театральный артист? В кино-то он потрясающий, но это не всегда совпадает.
- Да, глаз не оторвать. Это один из лучших театральных артистов мира. Тому, кто находится рядом с ним на сцене, тяжело приходится. Так вот. Я обратила внимание, что он исполняет каждый вздох, который написан в пьесе. А я играю-играю и вдруг говорю: ой, вы знаете, а я не хочу это предложение произносить. Мое тогдашнее отношение к автору было пренебрежительным и легким: кто это такой вообще? Малкович меня вежливо спрашивает: почему? Я отвечаю: почему-почему, не хочу, и все. Малкович: нет, нам нужна ваша аргументация. Эта пьеса писалась год. Потом мы с автором еще полгода над ней работали. Поэтому я вас заверяю - тут каждое слово обдумано.
Если взять новую пьесу и сказать: у меня такой концепт - все происходит в дурдоме и все катаются на роликах, то как ты тогда поймешь замысел автора? Новую пьесу интерпретационно ставить невозможно. Потому что когда человек приходит на "Гамлета", он, если не совсем топором рублен, все-таки знает содержание. А если ты вот так на роликах ставишь пьесу Максима Курочкина...
- Да уж. Без роликов бы разобраться, что он там написал. Но, положа руку на сердце, после того как вы два года работали с Някрошюсом, да еще над "Королем Лиром", вам не тоскливо работать с другими режиссерами и над пьесами новых авторов?
- Во-первых, английские режиссеры, с которыми я работаю, тоже очень хорошие. А во-вторых, мне нравятся тамошние отношения. Никто из них не сказал мне: эй, ты, корова, куда ты пошла - давай становись сюда! Они говорят: а не кажется ли тебе, что надо сделать так вот. Может быть, в Москве отношения другие, но в Литве все строилось по принципу: я (режиссер) - начальник, ты (артист) - дурак.
- Да нет, в Москве совершенно такие же.
- Я думаю, в английский театр перенесена специфика кино. Ведь очень многие знаменитые английские артисты - Тим Рот, Гэри Олдмэн - это кинозвезды, но это одновременно и артисты театра "Роял Корт". Они все выросли на современной драме.
- Но не кажется ли вам, что увлечение новой драмой сейчас становится чем-то вроде моды? К ней часто обращаются просто потому, что знают: легче будет найти деньги на эту постановку. Это обязательно привлечет к тебе большой интерес.
- Вы знаете, может, это Лондон на меня дурно повлиял. Но совершенно не чувствую тут никакой конъюнктуры.
- Вы часто приезжаете в Москву?
- Очень.
- И что вас с ней связывает?
- Ой, Москва вообще мой любимый город. И знаете почему? Она обновляется все время. Вы, наверное, этого не замечаете, а вот мой муж заметил. Он сказал: тут даже реклама совершенно новая, все билборды новые. Это такая мелочь, но она о многом говорит. Этот город пульсирующий, живой. Не знаю, может быть, это у меня такой настрой, но меня все новое манит. Вот и новой драмой я увлеклась, потому что она - новая.
Источник: Мария Давыдова, Сайт «Известия»
|