|
Я вообще очень ценю режиссеров, умеющих
открыть в актере неожиданные качества. Например, Татарский пригласил меня сыграть
полковника Джеральдина, неразлучного спутника принца Флоризеля. Фильм «Приключения
принца Флоризеля» мне особенно дорог общением с Далем. Олег был сложным, замкнутым
человеком; в его разговорах постоянно звучала тема приближающейся смерти. Помню,
как-то в Вильнюсе мимо нашего автобуса проехал траурный катафалк с возницей в
черном цилиндре. Даль печально заметил: «Смотрите, как красиво хоронят в Литве,
а меня повезут по Москве в закрытом автобусе. Как неинтересно!» Впрочем, Олег
запомнился мне не только фаталистом.
Случались у нас на съемках и забавные истории. Как-то снимали
мы сцену «восьмеркой»: диалог снимается из-за плеча сначала одного, потом другого
актера. Олега уже отсняли и начали меня — из-за его плеча.
Я обращаюсь к Флоризелю-Далю: «Принц, я должен отомстить за смерть брата»,
а Олег при включенной камере тихонько спрашивает: «Игорь Борисович, вы купили
кефир на ужин? Когда съемка закончится, нам же жрать будет нечего!»
«Стоп! — кричит режиссер, — замечательно!» «Что замечательно? — возмущаюсь
я. — Вы не слышали, что он сказал?» «Игорь Борисович, у вас от неожиданности так
сверкнул глаз, специально это никогда не сыграть», — лукаво ответил Даль.
Словом, меня разыграли, хотя обычно этим делом занимаюсь я, причем профессионально
— за розыгрыши меня даже из театра выгоняли! Говорят, известными озорниками были
великие Качалов и Москвин. Однажды студенты спросили у Москвина, какое качество
актер должен сохранять всю жизнь. Он ответил: «Самое главное — до конца дней оставаться
шалопаем!» Но я признаю только невинные розыгрыши. Подложить на стул человеку
в белых штанах чернильницу или выскочить из-за угла и напугать до смерти — это
идиотизм! Впрочем, каюсь, иногда тоже бываю коварен.
Помню, по молодости жестоко разыграл Ксению Куракину. В Театре
Комиссаржевской в спектакле «Битва за жизнь» я играл мальчика Рамона, а она —
мою мать. Мой юный герой спасает от фашистов, спрятав его на груди, французский
флаг.
И вот я решил над своей «мамой» подшутить: взял в цеху заготовку, так называемое
крэпе — волосы на шифоне, из которых вырезают бороды. Это самое крэпе наклеил
себе на грудь, после чего засунул туда же знамя.
Теперь представьте: Рамон, то есть я, прибегает домой раненый, но счастливый
тем, что удалось спасти знамя. Куракина-мать кидается ко мне: «О Рамон! Мой мальчик!
Он ранен! Он умирает!» Теряющему сознание герою расстегивают рубашку, и на юношеской
груди ошалевшие подпольщики видят жуткую рыжую щетину. А в это время они должны
запевать «Марсельезу»! Куда там: у всех истерика — актеры заходятся дружным хохотом.
Срочно дали занавес, а мне влепили выговор...
Как-то в молодости я разыграл и Алису Фрейндлих. Мы гастролировали
в Горьком и с концертами ездили по близлежащим маленьким городкам. Дело происходило
в Балахне: до спектакля оставалось какое-то время, и мы решили покататься по Волге
на лодочке. На Алисе были темные очки, жутко дорогие и дефицитные. Вдруг они случайно
упали в воду, и Алиса безумно расстроилась.
На следующий день, вернувшись в Горький, а надо заметить, жили мы не в гостинице,
а на частных квартирах, я попросил хозяйского сына, третьеклассника Вову, написать
письмо. «Дорогая артистка Алиса Фрейндлих! — писал Вова под мою диктовку. — Мы,
красные следопыты г. Балахны, очень вас любим! Вчера узнали, что вы потеряли в
Волге очки. Их нашел Вова Пупкин, ученик третьего класса нашей школы, сын кассирши
с дебаркадера 65-бис».
Затем я пошел в «Оптику» и попросил найти какие-нибудь ненужные старушечьи
очки. Продавщица с недоумением тут же протягивает такие — стекла нет, одна дужка
резиновая, другая — из проволоки. Я упаковываю их в пакет и прошу администратора
отослать вместе с письмом актрисе Фрейндлих в Горький.
Алиса растроганно читает всей труппе письмо следопытов, потом достает очки...
Через три дня посылаю ей новое письмо от «следопыта Вовы Пупкина». «Уважаемая
Алиса! Очки, которые мы вам послали, — не ваши. Выяснилось, что они кассирши тети
Паши с дебаркадера 65-бис. Просим вернуть их обратно по адресу...»
Среди моих московских друзей — известная журналистка Лия Ханга
— большая крупная негритянка, очень веселая. (Ее дочь Лена — популярная телеведущая.)
Лия эмигрировала в СССР из Англии вместе с родителями-коммунистами еще ребенком,
в свое время вышла замуж за премьер-министра Занзибара, но вскоре его убили.
Как-то она приехала в Ленинград и заглянула ко мне в гости вместе с дочерью.
Сидим мы, выпиваем, веселимся, вдруг звонит приятель, артист Белов, тоже весельчак
и балагур. Я начинаю импровизировать: «Олег, срочно приезжай, у меня продюсер
из Занзибара. Она снимает фильм о России и ищет типично русского парня, который
умеет играть на гармошке и петь частушки».
Олег немедленно засобирался, а я тем временем предупредил Лию — ни слова по-русски!
Алеша, мой сын, прекрасно говорящий по-английски, предложил выступить переводчиком.
Вскоре примчался Белов, за столом Лия заговорила о том, что действительно ищет
актера, умеющего петь и плясать. Алеша тут же перевел, Олег закричал: «Так это
я! Я!!!» — и кинулся за гармошкой. В тот вечер он старался, как никогда, — думаю,
мысленно уже выступал в далеком Занзибаре.
Застолье длилось долго, наконец Лия, попросив разрешения произнести тост, на
чистом русском языке говорит: «В доме великого артиста невольно сама становишься
актрисой. Так выпьем за творческих людей!» Олег долго не мог прийти в себя...
Признаться, я очень люблю разыгрывать коллег во время спектакля.
Как-то мы с Николаем Боярским (дядей Михаила) в «Женитьбе Бальзаминова» (я — Чебаков,
он — Бальзаминов) сидим на сцене перед самоваром. Ну как, скажите, отказать себе
в удовольствии вместо воды налить в самовар коньяку и увидеть вылезающие из орбит
глаза партнера, когда он подносит чашку с крепким «чаем» ко рту?! Коля, правда,
быстро сориентировался, хитро прищурился и благодарно чокнулся со мной блюдечком.
Еще я очень люблю международные розыгрыши: передаю с друзьями
за границу письма, а они из-за кордона пересылают их с иностранным штемпелем моим
жертвам обратно, чтобы все выглядело правдоподобно. Одному приятелю, совершенно
помешанному на автомобилях и мечтающему об иномарке, я в Америке нашел проспекты
автосалонов, которые предлагали последние модели с 70%-ной скидкой, и отправил
с анкетой на английском языке. Когда вернулся, он, вне себя от счастья, бегал
по знакомым и переводил письмо.
Правда, однажды пытались разыграть и меня. Большой творческой
группой мы были на фестивале в Омске, и на одной из встреч со зрителями актерам,
в том числе и мне, на сцене вручали подарки. Вынесли огромную коробку, я на глазах
у публики открываю ее и вынимаю... ночной горшок с крышкой! В зале мгновенно воцарилась
зловещая тишина. По хитрым улыбкам коллег понимаю, чьи это проделки: решили отомстить
за мои розыгрыши! Стою я с этим горшком и лихорадочно соображаю, как выкрутиться
из нелепого положения. Наконец снимаю с горшка крышку, заглядываю внутрь и радостно
восклицаю: «Мои любимые сибирские пельмени! Горячие! Спасибо!» Зал неистово аплодирует,
а лица шутников разочарованно вытягиваются...
Источник - © 2000 г. Статья. Нина Жаркова. "Караван историй ".
Игорь Дмитриев: "Главное — до конца дней оставаться шалопаем!"
|